Я была здесь всего три раза. Первый раз – минут 20. Второй раз – практически весь день. Сегодня – третий раз.
Все прямые и обходные дороги внезапно стали знакомыми. Зал с двумя выходами к лифтам. Слева охранник, напротив его стола бокс для пожертвований на строительство церкви, аптека. Тесноватый, пассажирский лифт медленно и хрипло тянет на восьмой этаж. Восьмой этаж – чистый и очень светлый. Звенит звонок в дверь отделения гематологии. Я надеваю у входа синие бахилы на летние тапки, больше для того, чтоб на меня не кричали в порывах правильности, а не из строгости правил. Прошла зав. отделения, озабоченная и уставшая, но мне улыбнулась. Сколько тепла вызывает эта улыбка – не передать, и она не профессиональная, не накладная, — улыбка спонтанная и радостная. В буквальном смысле в ее руках жизнь моего брата. И как мне важно знать, думать и верить, что это руки хорошие. Как хочется доверять этим рукам.
Главное перебиться с волокитой оформления в стационар, покупкой лекарств, подготовительными анализами. Это самые утомительные вещи, но в них забываешься. Надо что-то делать и надо – и времени думать ни о чем — нет. Просто гоняешь по этажам с бумажками и пакетами. Час, два, три…
Сижу в коридоре. Богдан напротив. Сидит, общается с женщиной. Она с дочкой. Из открытой двери палаты видно ее ноги полусогнутые на постели. Цвет ее кожи – бледно-желтый с отчетливой синевой. Только цвет ее тела и положение ног сказали мне столько, что у меня зажало в горле. Возле палаты стоит инвалидная коляска. У девочки похожий диагноз – апластическия анемия. И она сейчас проходит лечение, планируемое для Богдана. Только оно ей не пошло. Плохо ей… Богдан долго и внимательно слушал женщину, расспрашивал… Со знанием проблемы расспрашивал. А потом вдруг сказал наигранно-весело: что я вообще здесь сижу, я здоров.
Грустно мне стало от этих слов. Я пошла бродить по коридору. Он достаточно большой. В конце окна и огромные вазоны. Почти все палаты – пустые. Людей практически нет. И это давит на мысли с двух сторон – либо кто-то выздоровел, либо… А вообще болезни крови очень длительные и пациенты тут завсегдатели. Все быстро между собой знакомятся. Все друг друга подбадривают, делятся опытом.
Жарко очень. Кондиционеров конечно нет. Медсестра принесла к своему столу большой вентилятор. Нам выделили палату. Двуместную. Вторая кровать пустая. Желтые занавески на окне, две тумбочки. Между кроватями расстояние – вытянутая рука. В углу умывальник.
Меня заинтересовали большие двери. У всех палат большие – широкие двери. Они не просто большие – они огромные, по сравнению со стандартной дверью. Зачем они такие большие? Ну, понятно, что для удобства, но первоочередно для чего? Чтоб человека в реанимацию можно было отвезти, чтоб удобно было с капельницами проходить… Не знаю. Но вот эти большие двери, я думаю, запомню навсегда. Именно большие двери мне напоминают больницу, в которой я всего за третий раз пребывания, чувствую себя уютно. Я привыкла быть здесь.
Только к полудню его подготовили к переливанию крови. Густые, красные капельки падали в трубочку, присоединенную к его левой руке. Принесли термометр. У него 37,2. У меня 37,5. В силу своей мнительности мне очень плохо. При адской жаре, я укрылась плотным одеялом, завалившись на свободную койку. Я дрожала от холода. Тело ломило от слабости, я даже не могла держать книгу, чтобы читать.
Врачи и медсестры, что заходили периодически вопросительно смотрели на меня. Но никто не сказал ни слова. Если в начале переливания нет никаких отрицательных реакций, то и дальше должно быть спокойно, и к нам почти никто не заходит. Богдан откровенно ржет надо мной и пытается скинуть меня свободной рукой с кровати. Потом говорит, что «морда» у меня гораздо бледнее и болезненнее, чем у него сейчас. Вот это слово «морда» и упрямое, старательное желание скинуть меня с постели, находясь под капельницей, меня успокаивает гораздо сильнее чем разговоры, что ему надо работать, пока он совсем не слег, чтобы позаботиться обо мне на будущее…
К вечеру – он съел все, что все взяла мама и все, что приготовили в столовке на обед и к ужину. На лице появился первый за последний месяц румянец. «Удивительно, сколько у меня сил после стакана крови» — говорит он без иронии. «А если б влить «ведро» — я б вообще был бы огонь».
Нас отпускают домой на ночь. Все вроде бы хорошо. Это дает возможность для более-менее нормальной жизни на месяц, два. Два – это очень оптимистично и хорошо, но ведь можно же надеяться. В глубине души надежда больше сюда вообще не возвращаться никогда… Чтобы все стало, как раньше… Также внезапно и непонятно.
Но уже завтра надо ехать будет снова с самого утра. Я последняя прохожу в огромные белые двери и с трудом справляются со сквозняком, закрывая их. «Быстрее, бледная морда» — слышу я бодрый голос.